21.01.2025

Афганистан в экспертных и журналистских кругах все чаще стал относиться к региону Центральной Азии, что вполне обосновано с физико-географической точки зрения. Однако, с учетом современных региональных реалий, пока еще слишком рано рассуждать об отнесении этой страны к Центральной Азии как международно-политическому региону.

Итоги соперничества между Британской и Российской империями в XIX веке за влияние в Центральной Азии, более известного как Great Game, не только установили современные южные границы региона, но и определили совершенно разное социально-историческое развитие Афганистана и его северных соседей. На самом деле страны отличает система ценностей, разные идеологии, общественное сознание и, конечно же, экономическое развитие.

Вместе с тем, как считают эксперты российского Института исследований Центральной Азии, «в начале XXI века подходы к анализу региональных реалий сместились к геоэкономике. Пространственное измерение Центральной Азии стало восприниматься как зона прохождения трубопроводов».

С этим тезисом трудно не согласиться – основные современные геополитические интересы и вызовы для Афганистана в большей степени связаны с экономическими интересами стран именно на региональном уровне – это Индия, Иран, Китай, ОАЭ, Пакистан, РФ, Турция, страны ЦА, для которых перспективы Афганистана очевидны. Прежде всего это транзитный потенциал – территория, связывающая различные части Азии. Четыре из шести транспортно-логистических коридоров программы CAREC через Афганистан выходят в Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан. Актуальными остаются проекты «China-Pakistan Economic Corridor»  в рамках инициативы «One Belt One Road», «Трансафганского коридора» и TAPI Gas Pipeline.

Тем не менее, современная ситуация в Афганистане, особенно с учетом стагнирующего афгано-пакистанского конфликта, ставит под вопрос возможность этих и других крупных проектов с участием Афганистана. Как ранее указывал TCA, от того, найдут ли понимание эти две страны прямо зависит не только будущее указанных выше масштабных проектов с участием стран Центральной Азии, но и в целом стабильность, являющаяся базовым условием для поступательного экономического развития.

Таким образом геоэкономический подход к определению новых границ Центральной Азии пока требует другой реальности.

При этом в самой Центральной Азии очевидно не особо стремятся к политическому сближению с талибским Афганистаном. Основной упор ими сделан на торгово-экономическом и гуманитарном сотрудничестве. Какой-либо другой повестки, тем более в рамках региона, не имеется. Здесь также значение имеет позиция Таджикистана, власти которого по-прежнему видят в талибах угрозы и крайне осторожно выстраивают с ними отношения.

Что же мешает странам ЦА форсировать отношения со своим южным соседом? Ответы на этот вопрос кроются не только в разных траекториях и сценариях развития. Прежде всего, Афганистан продолжает связываться с термином «неопределенность» и многочисленными рисками. Это конечно же касается вопросов безопасности.

Согласно многим оценкам, афгано-пакистанская зона будет в долгосрочном горизонте сохранять потенциал угроз террористического и религиозно-экстремистского характера для Центральной Азии. Данные выводы основаны на ретроспективном анализе эскалации ситуации в этом регионе, оценке текущих процессов в Афганистане, а также связаны с геополитическим противостоянием там мировых держав.

Так, советское вторжение 1979 года способствовало консолидации, впервые после афгано-британских войн, афганских моджахедов, которые выступили единым фронтом при политической, финансовой и военной поддержке стран НАТО, Китая и исламских государств.

Интервенция 1979–1989 годов привела к возникновению международного исламистского движения, привлекшему в афгано-пакистанскую зону тысячи иностранных боевиков, прежде всего из мусульманских стран. Эта война способствовала появлению термина «Afgan Arabs» — это выходцы из арабского мира, присоединившиеся к афганским моджахедам.

Пакистанский журналист Ахмед Рашид в своей книге «Taliban: Militant Islam, Oil and Fundamentalism in Central Asia» пишет о том, что около 35 тыс. мусульманских радикалов из 43 исламских стран Ближнего Востока, Северной и Восточной Африки, Центральной Азии и Дальнего Востока воевали на стороне афганских моджахедов. Еще десятки тысяч иностранных мусульманских радикалов приехали учиться в сотни новых медресе в Пакистане и вдоль афганской границы, которые финансировалось пакистанским правительством. В итоге более 100 тыс. мусульманских радикалов оказались под влиянием джихада.

Среди них был на то время никому не известный Усама бен Ладен, прибывший в Афганистан для участия в джихаде против Советского Союза – этот опыт позволил ему основать в 1991 году Аль-Каиду для глобальной войны против западного мира.

Другой известный «афганский араб» иорданец Abu Musab al-Zarqawi стал основателем террористической группировки Jama’at al-Tawhid wal-Jihad, позднее трансформировавшаяся в Islamic State.

Для сторонников джихада по всему миру уход Советского Союза из Афганистана стал победой ислама над коммунистической державой, вторгшейся в мусульманскую страну. Более того, они приобрели уверенность в необходимости и возможности нести свой джихад в другие страны.

Таким образом советско-афганская война задала новый «тренд» в глобальном терроризме, а ее продуктом стало возникновение Аль-Каиды. После ухода СССР из Афганистана «террористический центр» стал смещаться в регион Ближнего Востока и далее на африканский континент. Тем не менее, как считает большинство экспертов, с учетом нарастающего геополитического противостояния в мире, в том числе вокруг Центральной Азии, и процессов по пересмотру сфер влияния, Афганистан будет оставаться в зоне повышенного внимания основных игроков с учетом наличия там взрывного потенциала.

Да, у нынешних талибов нет никаких амбиций по экспорту своих революционных идей за рубеж – сейчас им важнее вопросы международного признания и стабилизации социально-экономического положения в стране. Также насущным является решение территориальных споров с Пакистаном. Но что будет в долгосрочной перспективе, после того как режим окрепнет? Каким он будет с учетом нынешней радикальной и непримиримой позиции талибов по ряду значимых для международного сообщества проблем?

Этими и другими вопросами озабочены прежде всего в странах Центральной Азии – Пакистан и Иран были всегда исторически вовлечены в «афганский узел» и накопили экзистенциальный опыт на этом направлении: как ранее указывал ТСА, Иран и Пакистан исторически наиболее схожи с Афганистаном с точки зрения понимания этнических, экономических и политических конфликтов и пограничных вопросов. С центральноазиатскими республиками дела обстоят иначе – они только встают на путь эмпирического познания своего южного соседа.

Что именно вызывает обеспокоенность в Центральной Азии?

Во-первых, талибы продолжают давать возможность размещаться на территории Афганистана террористическим и экстремистским группировкам, имеющими центральноазиатскую направленность. Это Jamaat Ansarullah, Islamic Movement of Uzbekistan, Eastern Turkistan Islamic Movement (ETIM, also known as the Turkistan Islamic Party), которые не скрывают свою цель – свержение светских режимов в Центральной Азии.

Согласно сведениям многих правительств и экспертов эти террористические группировки продолжают присутствовать в Афганистане.

Так, в частности, в своем июльском (2024) докладе ООН отмечает, что, несмотря на отсутствие потенциала для проведения крупномасштабных операций за рубежом, «Аль-Каида» стремится расширить сотрудничество с региональными террористическими организациями неафганского происхождения.

Эксперты ООН считают, что, хотя движение «Талибан» существенно ограничило деятельность ядра «Аль-Каиды» и связанных с ней групп в стране, отмечаются поездки в Афганистан известных деятелей «Аль-Каиды», в частности связанные с подготовкой. Продолжающаяся реорганизация и подготовка, по мнению UN-специалистов, свидетельствуют о долгосрочных намерениях этой тергруппы.

В этом же докладе (пункт 72) отмечается, что «государства-члены выражают неизменную обеспокоенность тем, что терроризм, исходящий из Афганистана, в большинстве сценариев будет способствовать небезопасной обстановке в регионе и за его пределами».

Талибы признают наличие на их территории боевиков из террористических организаций центральноазиатской направленности, но заявляют об отсутствии угроз с их стороны. Как они считают, им удастся интегрировать боевиков-иностранцев в афганское общество и Афганистан станет для них вторым домом. При этом не желающих интегрироваться талибы, якобы, попросят покинуть пределы Афганистана (здесь сразу напрашивается вопрос: куда эта категория террористов направится?).

Данная позиция «Талибана» выглядит несколько идеалистичной, даже утопичной – все страны Центральной Азии имеют опыт дерадикализации и интеграции своих граждан, принимавших участие в деятельности международных террористических организаций, в первую очередь, в Сирии. В целом этот опыт нельзя назвать успешным. Об этом, в частности, говорится в специальном исследовании «Радикализация и дерадикализация: изучение опыта иностранных боевиков-террористов», проведенным Центром религиоведческих исследований и Международным центром передового опыта по борьбе с насильственным экстремизмом «Hedayah». В нем на примере Кыргызстана эксперты подробно описывают все сложности этих процессов.

В этой связи сомнения относительно возможности дерадикализации (в понимании этого термина странами ЦА) являются достаточно обоснованными.

Во-вторых: современная Центральная Азия продолжает сталкиваться с вызовами исламского радикализма, а сам религиозный фундаментализм стал глобальной проблемой.

Отдельные эксперты и наблюдатели склоны к выводам о том, что радикальный исламизм не представляет экзистенциальной угрозы региональной стабильности для центральноазиатских стран. Согласно этому мнению, большинство жителей этого региона – светские, умеренные мусульмане, которые больше заботятся о практических аспектах создания лучшей жизни для себя и своих общин, а не о ревностном следовании религиозным идеалам. Однако, Сирия тоже была когда-то страной у умеренным исламом, а соседний Ливан называли «Ближневосточной Швейцарией». Сейчас же война в Сирии привела к гуманитарному кризису небывалого масштаба.

В этой связи соседний Афганистан с его фундаментальным исламом может сыграть свою роль в исламизации всего региона.

Здесь уместным будет опять вернуться к советско-афганской войне. В частности, после 1979 года при существенной иностранной помощи в зоне племен Пакистана и отдельных районах Афганистана, наряду с базами специальной подготовки боевиков, было создано множество медресе и центров религиозной подготовки, большинство из которых существует в нынешние дни. Это стало особенностью того конфликта и создало условия возникновения феномена, при котором идеологическое направление ислама стало приобретать воинственный, джихадистский характер.

В основном обучение в них проходили и проходят афганские беженцы, общее количество которых в Пакистане за весь период гражданской войны (1979-2021 г.г.), по разным данным, оценивается в 6-7 млн. чел. Именно эти выпускники стали основой для формирования движения «Талибан», что подтверждают сами талибские функционеры.

Таким образом Советский союз способствовал усилению в афгано-пакистанской зоне радикального и воинствующего ислама, а власти ИРП до настоящего времени не смогли установить контроль над пуштунской зоной племен.

После августа 2021 года актуальность медресе в пакистанской зоне племен продолжает сохраняться в свете стагнирующего конфликта между Афганистаном и Пакистаном, в основе которого лежат территориальные претензии и пуштунские националистические амбиции.

Вместе с тем, талибы, получив власть в стране и значительный опыт в религиозной подготовке населения, стали активно реализовывать послание своего эмира о необходимости открывать религиозные школы (медресе) и мечети по всей стране. Многие общеобразовательные школы, особенно в провинциях, преобразуются в медресе с открытием при них мечетей. Акцент делается на расширение сети медресе в северных районах страны, особенно на северо-востоке, где особенно сильно проявляются межэтнические противоречия. В этой связи данные шаги «Талибан» рассматриваются как меры по укреплению своего режима в проблемных регионах и пуштунизации местного населения.

Талибы не ограничились расширением сети религиозных школ – нововведением стали «медресе джихада» Jihadi Madrassa.

По данным персоязычной версии издания The Independent, создание джихадистских медресе впервые было предложено в начале 2022 года по приказу Ахундзады. Согласно озвученным талибами планам, в каждом провинциальном центре будет построена большая джихадистская школа и три школы в каждом уезде. Всего, как указывает издание, в целях продвижения джихадистской идеологии и укрепления ее социальной базы режим талибов создает 1224 школы в 408 уездах и 34 крупные джихадистские школы в городах.

Автор The Independent назвал эти медресе «бомбой замедленного действия для соседних стран», а афганское издание Jomhor – кошмаром для будущего региона.

BBC приводит мнение одного из афганских экспертов: «…одной из их целей является военное использование учащихся этих учебных заведений в возможных будущих войнах. Дело в том, что создание таких школ дает талибам чисто идеологическую резервную силу, которая никогда не столкнется с недостатком бойцов в будущих войнах».

Схожие выводы делает австралийский профессор Вильям Малей, автор нескольких книг по Афганистану. Как он считает, одна из самых больших опасностей связана с желанием талибов воспитать новое поколение, социализированное в соответствии с экстремистским мышлением талибов.

Для объективности следует отметить, что в соседнем исламском Иране экспертные круги также высказывают озабоченность джихадистскими медресе. Так, издание Tahlilroz со ссылкой на мнение богословского специализированного форума Tagrib News Agency указывает, что интеллектуальные корни талибов берут свое начало в школе Деобанди, согласно учения которой мусульманин должен быть привержен трем условиям:

1. Мусульманин лоялен к религии и стране, гражданином или резидентом которой он является.
2. Границы исламской уммы имеют приоритет над национальными.
3. Обязательство и обязанность вести джихад в любой точке мира для защиты мусульман.

Иранский эксперт в своем исследовании не исключает, что эти интерпретации будут использоваться талибами при создании своих религиозных школ, а учитывая, что среди талибов активно присутствуют девиантные и экстремистские течения, создание таких школ будет воспитывать такфиристов больше, чем обучать религиоведов, что не только приведет к кризису в Афганистане, но и будет опасно для региона и мира.

В Афганистане под цели «медресе джихада» создали отдельный орган, Главное управление джихадистских школ General Directorate of Jihadi Schools. Его главой является Шейх Абдулуахид Тарик.

Указанные оценки и количество джихадистских медресе само по себе вызывает тревогу, особенно на фоне жестких мер талибов по регулированию социальной жизни афганцев – прежде всего в гендерной политике.

В экспертно-журналистских кругах сейчас популярен прогноз – если Сирии удастся достичь относительной стабильности, а это весьма вероятно, то иностранные боевики, в основном из Центральной Азии, скорее всего, переместятся в Афганистан. С учетом текущей ситуации в этой стране такой прогноз выглядит вполне обоснованным.

Справедливости ради также необходимо отметить, что Афганистан был и остается быть удобным для рождения всевозможных нарративов в контексте угроз для региона и мира. Конечно, нарративы будут присутствовать и в описанных выше проблемах и явлениях, однако, как говорится, без дыма не бывает огня, как и огня без дыма.

При этом сами талибы пока не могут ничего противопоставить, кроме как заявлять, что их режим не представляет угрозы никому. Очевидно, что им необходимо больше прозрачности и открытости, а также объективно понимать мнения и озабоченности своих соседей, у которых различие между определениями «идеология» и «религия» не только лингвистическое.

В самих странах Центральной Азии склоны не актуализировать описанные выше проблемы и вызовы, они выбрали цивилизационный путь диалога и постепенной интеграции Афганистана в свои связи, что должно будет привести эту страну в статус понятного и адекватного для них субъекта региональных отношений.

 

Центр Анализа и прогнозирования Открытый Мир

Айдар Борангазиев