03.12.2018

В силу своего геополитического положения, наличия в нем государств с различными и несовпадающими интересами, активного влияния внерегиональных акторов, этот регион на протяжении десятилетий являлся одним из наиболее нестабильных районов мира.

Если обратиться к истории, то Большой Ближний Восток (ББВ) первоначально назывался Ближним Востоком, включавшим страны Аравийского полуострова и Восточного средиземноморья. Но в конце ХХ века ситуация коренным образом изменилась. Прежнее понятие значительно сузило рамки исследования данного региона вследствие его расширения за прежние исторические рамки.

Современный Большой Ближний Восток включает не только территории, прилегающие к Восточному средиземноморью и Аравийскому полуострову, но и периферийные территории, прилегающие к Черному и Каспийскому морям, т.е. Малую Азию, Закавказье, а также Центральную Азию, на которые стремятся распространить своё влияние Турция, Саудовская Аравия и Иран.

Вот уже несколько десятилетий отдельные участки этого обширного региона Большой Ближний Восток являются одним из самых нестабильных регионов мира, которые стали цитаделью терроризма и экстремизма. Их последствиями является не только террор и нестабильность в государствах, но и попытки трансформировать целый регион мира с дальнейшей дестабилизацией соседних районов. К тому же следует отметить, что страны этого региона за исключением его Центрально-Азиатской составляющей являются одним из самых милитаризованных стран мира. По ключевым показателям милитаризации и военным расходам в абсолютном исчислении, страны данного района являются лидерами среди развивающихся стран, а по отдельным показателям опережают и развитые страны. Такое положение объясняется сочетанием двух факторов:

Высокая  конфликтогенность; Наличие крупных ресурсов углеводородного сырья, которые привлекают интересы мировых держав.

Высокий потенциал конфликтогенности региона складывается по линии военного конфликта в Сирийской Арабской Республике, арабо-израильского противостояния, межэтнического и межконфессионального конфликта в Йемене, военно-политической напряженностью вокруг Ирана, наличия территориальных споров между Ираном и Саудовской Аравией, Ираном и Турцией, нерешенности курдского вопроса, а также присутствия военных баз США в регионе.

В регионе Ближнего и Среднего Востока Израиль, Турция и Иран являются наиболее мощными в военном отношении государствами региона, что обусловливается наличием у них значительного количества новейших видов вооружения, высоким уровнем подготовки личного состава армии, а Израилю еще и возможностями оперативного получения дополнительной военной помощи со стороны США.

Превосходство на региональном уровне Государства Израиль основывается на реализации основополагающих принципов израильской внешней политики и политики обеспечения национальной безопасности. Это, прежде всего, наращивание качественного военного превосходства вооруженных сил страны над соседними арабскими странами (даже в условиях нормализации отношений в регионе), в том числе развитие вооружений и военных технологий, позволяющих наносить удары по противнику, находящемуся далеко от границ с Израилем

Высокая конфликтогенность региона наряду с его милитаризованностью, также основывается на наличии в нем больших ресурсов стратегического значения. Наличие крупных ресурсов на Ближнем и Среднем Востоке известны, однако с учетом вхождения в данный обширный регион и Центральной Азии, следует отметить, что причиной интереса региональных и мировых держав является и то обстоятельство, что страны указанной северо-восточной части (периферии) Большого Ближнего Востока также обладают мировыми по значимости запасами природных ресурсов (особенно Азербайджан, Казахстан, Туркменистан и Узбекистан). Это богатые месторождения нефти в Казахстане и Азербайджане, газа в Туркменистане и Узбекистане, полиметаллов и урана в Казахстане и Узбекистане, редкоземельных металлов в Таджикистане и Киргизии, золота в Узбекистане.

С военно-политической точки зрения расширение зоны Большого Ближнего Востока указанными странами Центральной Азии с геополитической точки зрения позволяет проникнуть этому обширному региону в центральную часть Евроазиатского континента, войти в соприкосновение со странами, являющимися потенциальными центрами формирующегося многополярного мира, такими как Россия, Китай, странами обладателя ядерного оружия Пакистан и Индия.

После распада Советского Союза страны постсоветского пространства, включённые в региональное пространство ББВ, также стали зонами соперничества мировых и региональных держав, стремящиеся превратить образовавшийся экономический и политический вакуум постсоветского пространства в зоны своего геополитического влияния. Активными участникам данного процесса стали Соединённые Штаты, Россия, Китай, Турция, Саудовская Аравия и Иран.

Вместе с тем внутри данного периферийного пространства Большого Ближнего Востока происходит формирование новых центров силы, к которым можно отнести Узбекистан и Казахстан, имеющие чёткие представления о своей роли в региональной политике и стремящиеся реализовать крупные экономические проекты как между собой, так с субъектами внерегиональной политики. К таким проектам, прежде всего, следует отнести транспортный коридор «Север-Юг», который свяжет Индию, Иран, и возможно Пакистан, с Казахстаном, и Россией, обеспечив выход для стран ББВ в Европу, а также станет элементом китайского проекта Нового шелкового пути.

Проблемы обеспечения региональной безопасности во многом основываются на непрекращающемся соперничестве ведущих региональных держав за политическое, экономическое и военное лидерство на Ближнем Востоке. Прежде всего данное утверждение относится к таким государствам, как Иран, Саудовская Аравия и Турция.

Поэтому, исходя из выше сказанного, представляет интерес рассмотрение политики региональных игроков, определяющих геополитическую динамику региона: Турции, Ирана и Саудовской Аравии.

Геополитическое положение Турции, расположенной на стыке Европейского и Азиатского континентов и соответствующих им культурно-цивилизационных платформ, предоставляет данной стране благоприятные возможности для развития отношений с разными государствами и народами. На протяжении своей истории турецкая правящая элита меняла свои внешнеполитические предпочтения, отдавая приоритет то восточному, то западному направлениям, что не означало, впрочем, отказа от присущей турецкому истеблишменту идеи «срединного государства» и «моста между Европой и Азией».

Начало XXI в. стало периодом роста дипломатической активности Турции на Большом Ближнем Востоке, вызванного причинами внутриполитического и международного характера.

Динамичный экономический рост, демографическое развитие и относительная политическая стабильность в Турции создали возможности для наращивания международного влияния, обеспечив необходимую ресурсную базу, что, естественно, вызвало стремление к тому, чтобы привести международное положение страны в соответствие с её внутренним потенциалом.

Однако этому процессу помешал «курдский фактор», наличие которого Анкара была вынуждена признать. История курдского народа в Турции не является простой. Не уходя вглубь веков, отметим, что курды с оружием в руках в 1920-х гг. вместе с турками отстаивали национальные интересы государства, созданного К. Ататюрком. Но, использовав курдов в борьбе за независимость и территориальную целостность страны, кемалистская элита забыла об их интересах и фактически поставила их вне поля своей культурной идентификации, взяв за основу организации республики идею политического гражданства, а не этнической принадлежности, провозгласив в сфере национальной политики курс на ассимиляцию курдов. Но после начала вооруженного сопротивления курдов в 1984 г. и появления де факто независимого Курдистана в рамках федеративного Ирака в 2003 г., стало бессмысленно отрицать наличие курдского фактора, рассчитывая на то, что курды сами по себе ассимилируются среди народов Турции, Иранка, Ирана и Сирии, потеряв свою национальную идентичность. Это говорит о том, что турецкому политическому режиму не удавалось решить курдскую проблему. С началом вооруженной борьбы Рабочей партии Курдистана (РПК) за национальную независимость в рамках создания Большого Курдистана самосознание курдов стало формироваться под влиянием трудов А. Оджалана.

Сами курды видят в сочетании слов «Большой Курдистан» единое государство курдской нации, которое призвано объединить 30-40 миллионный этнос. Строительство Большого Курдистана предполагает национальное освобождение и консолидацию народа в едином государстве курдов, проживающих на территории Ирана, Ирака, Сирии, Турции.

На фоне курдской проблемы заслуживает интерес рассмотрение турецкой политики двойных стандартов в отношении событий «арабской весны», которые Анкара попыталась использовать для укрепления своего влияния на Большом Ближнем Востоке, поддерживая протестные выступления исламской «уммы». Турецкое руководство расценивало эти события как выражение законных требований народов, ожидающих социально-политических и экономических перемен. По мнению официальной Анкары, реформы в государствах ближневосточного региона, отвечающие условиям, сложившимся в мире после окончания «холодной войны», следовало начать ещё в 1990-е годы. Но всё это не относилось к решению курдского вопроса.

Здесь выявились двойные стандарты в политике Анкары. Противодействуя созданию независимого курдского государства, турецкое руководство, в то же время, поддержало «арабскую весну», заявляя, что стоит на стороне народов, а не режимов. Данный посыл основывается на том утверждении, что с точки зрения Анкары курды являются не отдельным народом, а всего лишь «горными турками».

Сказался курдский вопрос и на изменении внешнеполитического курса Турции в отношении Сирии. Из ближайшего военного и экономического союзника Турции в регионе Сирия превратилась в её главного врага. В результате Анкара разорвала отношения с Дамаском. 21 сентября 2011 г. на пресс-конференции в Нью-Йорке Р. Эрдоган заявил: «Я прекратил диалог с сирийскими властями. Мы никогда этого не хотели, но, к несчастью, они вынудили нас принять такое решение».

Осенью 2011 г. ухудшились отношения Турции и с ее восточным соседом Ираном. Турция подтвердила согласие на размещение на своей территории радара системы ПРО США, который должен быть развернут на юго-востоке страны и направлен против Ирана. Тегеран предупредил Турцию, что установка данной радиолокационной станции приведет к росту напряженности в отношениях двух стран.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что внешняя политика Анкары серьёзно осложнила геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке. С одной стороны, Турция является членом НАТО и стратегическим партнером Соединённых Штатов. С другой стороны, Турция позиционирует себя в качестве врага лучшего друга США в регионе – Израиля и в то же время настороженно относится к врагу Израиля и США – Ирану. Все это наглядно демонстрирует, что в мире не бывает постоянных врагов и постоянных союзников.

В Турции надеялись, что новые власти Египта, Ливии, Туниса возьмут за образец турецкую политическую систему. Но на пути решения данного проекта лежит одна принципиальная трудность: турецкое и арабское понимание роли политического ислама далеко не одинаково. В Турции политический ислам – это модернизационная сила, турецкая бизнес-элита – это сформировавшиеся в исламской среде бизнесмены,  ассоциирующие ислам с прогрессом и активно участвующие в экономическом и социально-политическом развитии страны. В арабском же понимании ислам является не модернизационной, а консервативной силой, стоящей на страже устоев традиционного общества.

Поэтому ожидать достижения Турцией ее крупных и амбициозных внешнеполитических целей и предполагать, что Турция станет ведущей державой Большого Ближнего Востока пока нет достаточных оснований. В то же время, странам Запада, и в первую очередь – США, придется считаться с независимой внешней политикой Турции и её возрастающим влиянием в регионе.

Турция сегодня из государства в политическом, экономическом и военном плане зависимого от стран Запада, постепенно пытается трансформироваться в государство, осуществляющее независимую от своих западных партнеров внешнюю и внутреннюю политику. В этой связи заявки Турции на региональное лидерство, несмотря на все сложности геополитической ситуации в регионе звучат вполне серьезно и имеют под собой реальную основу при опоре на одну из сильнейших армий Большого Ближнего Востока, что на современном этапе является одним из важных факторов, влияющим на региональную военно-политическую обстановку.

Региональная политика Ирана

На Большом Ближнем Востоке Иран играет одну из доминирующих ролей вследствие важного военно-стратегического положения, являясь одновременно средне-восточной, кавказской, центрально-азиатской, омываемой водами Каспийского моря, Персидского и Оманского заливов Индийского океана. В настоящее время все болевые точки региона, да и мировой политики, так или иначе связаны с Ираном. Поэтому этнические и религиозные, военные и экономические проблемы, а также проблемы беженцев и наркобизнеса, терроризма и сепаратизма могут эффективно решаться только при взаимодействии с Исламской Республики Иран (ИРИ).

Иран как источник углеводородных природных ресурсов мирового значения обладает первостепенной геополитической важностью. Согласно данным на 2006 г., разведанные запасы нефти в Иране составляют около 10% мировых запасов. Для иранских нефтяных месторождений характерна высокая производительность и низкая себестоимость добычи.  Иран стоит на втором месте по добыче нефти среди стран ОПЕК и занимает второе место в мире по добыче природного газа.

После революции 1979 г. Иран взял на вооружение идеи региональной гегемонии, которую начал претворять в жизнь еще свергнутый радикальными шиитами шах Мохаммад Реза Пехлеви. При Хомейни идея всемирной исламской революции  трансформировалась в идею доминирования персов-шиитов на региональном уровне, то есть, прежде всего, на Ближнем и Среднем Востоке. Причем религиозная составляющая этой идеи прагматично переплелась с националистической.  Постепенно прагматизм в государственной политике Тегерана стал превалировать над идеологическими соображениями, прежде всего в сфере безоговорочной поддержки единоверцев-шиитов. Это выразилось не только в отказе от силового экспорта идей исламской революции и прямолинейной пропаганды исламского фундаментализма, но и в прагматичной корректировке внешней политики ИРИ. (например, проармянская позиция Ирана в азербайджано-армянском конфликте).

Для достижения своих региональных целей Иран продолжает использовать шиитский фактор при формировании своей политики на Большом Ближнем Востоке. Тегеран оказывает масштабную поддержку Сирийскому руководству на территории Сирии, афганским шиитам-хазарейцам, в Йемене шиитским повстанцам – хуситам, поддерживает ливанскую группировку «Хезбаллах» и палестинскую «Хамас». На Иран традиционно ориентируются представители шиитского духовенства в Ираке, чем эффективно пользуется Те­геран.

Так, например, на протяжении всего военного конфликта в Сирии, Иран выполнял роль одного из важных военных союзников правительства Башара Асада. Помощь Ирана законному правительству Сирии выражалась как в экономической, так и в военной поддержке: Тегеран направил в Сирию свои подразделения Корпуса стражей исламской революции, которые помогли добиться значительного перевеса в ходе битв за многие города и населенные пункты, а также снабжал оружием и боеприпасами шиитские формирования. К том уже в последнее время Тегеран начал играть все большую роль в Сирии, фактически пытаясь взять под контроль боями ряд жизненно важных для страны ресурсов.

Стремление Ирана в ходе войны в Сирии взять боями пересечение границ Сирии, Ирака и Иордании принципиально очень важно с геополитической точки зрения. Это в свою очередь соединит его с Ливаном и выводить возможность транспортировку нефти к Средиземному морю. Естественно для США принципиально важно этого не допустить – поэтому они идут на все, лишь бы не дать союзным войскам сохранить контроль над границей с Ираком и Иорданией».

Несмотря на сохранение американского влияния в Афганистане, Иран продолжает оказывать воздействие на различные политические процессы в данной стране, что является подтверждением того, что Тегеран не собирается от­казываться от реализации своих региональных интересов.  Иран достаточно располагает определенными рычагами воздействия на различные партии, движения и этнические группы, в основном это таджики и хазарейцы.

Иран является одной из немногих стран, не признающих возможность самого существования государства Израиль. На этой константе держится все палестинское направление ближневосточной политики Тегерана. Поэтому Иран не одо­б­рил международный проект урегулирования израильско-па­лестин­ского кризиса под названием «Дорожная карта», разработанный Россией, США, Европейским союзом и ООН. В Тегеране считают, что возможность разблокирования ближневосточного мирного процесса может привести к изменению баланса сил в регионе не в пользу ИРИ. Иран крайне заинтересован в том, чтобы, с одной стороны, не дать изолировать себя от участия в важнейших политических процессах на Ближнем Востоке (в том числе и по палестинской проблеме), с другой – постоянно усиливать свое присутствие в регионе. Тегеран неоднократно высказывал твердое намерение поддерживать исламское сопротивление на юге Ливана и в Палестине, что, по сути, является своеобразным методом осуществления иранского влияния в регионе. При этом поддерживаемые Ираном вооруженные группировки, считаются в зависимости от политической ориентации сторон террористическими, либо национально-освободи­тельными.

Главным орудием политики ИРИ на палестино-израильском направлении ближневосточной политики являются вооруженные формирования ливанской «Хезбаллы». По различным оценкам они насчитывают 3–5 тыс. чел., включающие в своих рядах военнослужащих иранского КСИР. Отношения «Хезбаллы» с Тегераном базируются на общности шиитской доктрины и непризнании Государства Израиль. Иранская помощь ливанским союзникам носит всеобъемлющий характер: финансирование, дипломатическая и политическая поддержка, подготовка идеологических и военных кадров, поставки вооружения, военной техники, боеприпасов и снаряжения, гуманитарные поставки.

Вряд ли в ближайшие годы позиция Ирана по палестино-израиль­ской проблеме изменится. ИРИ будет всеми силами противодействовать любому соглашению по разрешению этого конфликта, если в нем хоть в какой-то степени будут учтены интересы Израиля.

Важным фактором, инициирующим активность внешней политики Ирана по вышеназванным направлениям, является то, что за последние годы Иран оказался в кольце очагов нестабильности и конфликтов: на севере – это армяно-азербайджанский конфликт, связанный с проблемой Карабаха, на востоке – нестабильная ситуация в Афганистане осложняемая  проблемами беженцев и наркотрафика, в Персидском заливе – неурегулированность принадлежности спорных островов в Ормузском проливе, на западе – иракский «узел» в той или иной степени затрагивающий интересы Тегерана, на юге Аравийского полуострова – борьба Саудовской Аравии с шиитскими повстанцами.

Революции в арабских странах в своё время подпитывали политические и военные амбиции Тегерана, и одновременно подрывали силы конкурентов в борьбе за региональное лидерство. Можно предположить, что в случае начала крупного регионального конфликта возможен сценарий захвата Ираном части территорий Ирака, Бахрейна, Омана, которые когда-то входили в Персидскую империю.

Региональная политика Саудовской Аравии

В основе внешней политики Королевства Саудовской Аравии (КСА) провозглашены принципы добрососедского сосуществования, не вмешательства во внутренние дела других государств, усиление и развитие связей со странами Персидского Залива и в целом с исламским миром, принципы сотрудничества с дружественными странами, а также участие в работе международных и региональных организаций.

Королевство подчеркнуто позиционирует себя как «консервативное государство», поскольку руководствуется идейными нормами ислама, содействуя их распространению и защите. Религиозная основа саудовской политики стабильна и способствует восприятию Саудовской Аравии во внешнем мире как носителя «божественной милости» и вытекающей из нее миссии, тем более что здесь расположены святыни ислама. Монарх король Саудовской Аравии носит титул «Служителя Двух Святынь» (Мекки и Медины). Если в самом королевстве религия выполняет функцию этнической мобилизации, то ее цель в региональном масштабе – это сплочение таких же «консервативных» арабских и мусульманских государств на религиозной основе.

Король Фейсал в своё время считал, что враждебным КСА элементом системы международных отношений являлся блок сил коммунизма и сионизма, спаянный единством целей и ставивший перед собой задачу разрушения ислама и создание перманентной угрозы мусульманскому сообществу. Сам же ислам окрашивался в традиционные для мусульманской политической мысли тона. Мир ислама включал в себя само арабо-мусульманское сообщество, управляемое в соответствии с законами шариата, «землю договора» – т.е. западное сообщество, с которым приходится строить  взаимовыгодные отношения, и «землю войны» – лагерь противников мусульман, включающий Советский Союз, Соединённые Штаты и их сателлитов, а также Израиль.

Беспрецедентный рост цен на нефть в 1970-е и в начале 1980-х гг. имел, как минимум, два важных последствия для Саудовской Аравии. Она вступила на путь ускоренной модернизации и стала крупнейшим донором государств арабо-мусульманского региона. Это, в свою очередь, привело к появлению в стране достаточно многочисленного разночинного «образованного класса» и превратило Саудовскую Аравию в важнейший центр регионального притяжения.

Внешняя политика Саудовской Аравии предусматривает четыре основных направления деятельности, ранжированных по приоритетам важности:

–страны Персидского залива;
–остальные страны арабского мира;
–исламский мир в «странах договора» и в «странах войны»;
– международные организации.

Страны Персидского залива являются для Саудовской Аравии приоритетными в международной политике. Это объясняется, прежде всего, их географическим положением, историческими связями, схожестью государственных и экономических систем стран данного региона. Саудовская Аравия провозглашает единство целей стран Персидского Залива в достижении безопасности, разрешении конфликтов и кризисных ситуаций. Именно для этих целей в 1981 г. был создан ССАГПЗ (Совет по сотрудничеству арабских стран Персидского Залива). Его членами являются шесть арабских государств региона: Бахрейн, Катар, Кувейт, ОАЭ, Оман и Саудовская Аравия. Целью этого объединения является содействие региональному сотрудничеству в экономической, социальной, политической и военной сферах.

Последним по значимости направлением в международной политике Саудовской Аравии является развитие отношений с международным сообществом. В этом направлении КСА стремиться быть полноправным членом мирового сообщества и старается надлежащим образом соблюдать обязанности в соответствии с уставом ООН. Основной провозглашенной целью КСА в международной политике является достижение и сохранение мира во всем мире. Королевство стремится само и призывает другие страны к прозрачности и справедливости во внешней политике. Согласно стратегии Королевства, Саудовская Аравия придерживается права на законную самооборону в качестве одного из основополагающих принципов международного права. КСА является членом множества международных организаций и всячески старается поддерживать, таким образом, международную безопасность.

Афганский фактор дестабилизации региона Большого Ближнего Востока

События в регионе Ближнего и Среднего Востока, произошедшие в течение последних десятилетий, свидетельствуют о возрастании военных конфликтов во многих странах Одним из таких центров многолетней и непрекращающейся дестабилизации стала и Исламская Республика Афганистан. Это в первую очередь объясняется некой геополитической и стратегической ролью этой страны в международных делах.

В последнее время военно-политическая обстановка в Афганистане существенно обострилась и, где вновь активизировались вооруженные формирования движения «Талибан» и ряда других радикальных организаций, ведущих борьбу против кабульского правительства. Судя по всему, активизация религиозных фундаменталистов в Афганистане вызвана в том числе и событиями в Сирии и Ираке. Известно, что, несмотря на американское военное присутствие на территории Афганистана, правительственные войска страны оказались не в состоянии одержать полную победу над движением «Талибан».

Сейчас Афганистан представляет собой одну из ключевых целей исламских радикалов, поскольку использование его территории в качестве плацдарма впоследствии позволит ИГ распространить свое влияние на соседние Республики Центральной Азии, прежде всего — на Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан.

Объективный анализ развития военно-политической обстановки в Афганистане, позволяет утверждать, что в стране происходят процессы, свидетельствующие о качественном изменении ситуации, свидетельствующие о дальнейшем возможном осложнении военно-политической обстановки, которая будет представлять угрозу безопасности ЦАР.

В 2018 г. ИГИЛ создал в Афганистане два филиала в пуштунском и непуштунском районах, которые действуют практически автономно друг от друга, опираясь на традиционно конкурирующие между собой этнические группы. Однако ситуация в Афганистане для ИГИЛ оказалась немного другой от ситуации, которая была в Ираке, где в отряды радикалов вливались целиком структурные подразделения бывшей иракской армии. В Афганистане ситуация отличается коренным образом. Здесь наблюдается огромное количество разрозненных мелких групп партизанского типа по 10-20 чел., очень редко они достигают численности 40-60 чел. Между этими группами идет постоянная борьба за лидерство, они достаточно подвижны в своей ориентации: сегодня они воюют под черным флагом ИГ, а завтра, если что-то не понравится, могут оказаться в составе конкурирующей группировки. Кроме этого, мобилизационные и организационные механизмы, продемонстрировавшие свою эффективность в Сирии и Ираке, оказались неприменимы для афганских реалий. Поэтому появление в Афганистане массового движения под одним руководством, аналогичного тому, что существует в данных странах, пока не произошло.

Вполне естественно, что появление в Афганистане ИГИЛ обеспокоило руководство Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана. Уже тогда, за несколько лет до начала вывода войск антитеррористической коалиции из Афганистана, в странах ЦАР заговорили об ожидаемом росте террористической угрозы из афганского «очага нестабильности».

Однако анализ ситуации показывает, что данная угроза может быть отнесена к разряду отложенных. В настоящее время боевики не накапливают силы на севере Афганистана, что говорит о том, что военное вторжение в страны ЦАР отрядов ИГИЛ пока не ожидается. Объяснить это можно тем обстоятельством, что в странах ЦАР нет широкой социальной базы, которая оказала бы боевикам поддержку по установлению там политических систем, основанных на законах шариата.

В связи с этим можно предположить, что ИГИЛ, как ударный отряд радикальных исламистов, будет действовать в регионе методами, отличными от действий в Сирии. Будет проводиться вербовка боевиков из числа местных жителей и создание оппозиции действующим режимам в качества «ресурса дестабилизации» социально-политической обстановки. При этом формируемая оппозиция будет решительно настроена на свержение действующей власти. Это будут не светски ориентированные интеллигенты «цветных революций», отсиживающиеся за рубежом или находящиеся во властных структурах государств, а революционеры, готовые отдать жизнь за построение Нового халифата.

Решить данную проблему эмиссары ИГИЛ в странах ЦАР смогу только с помощью гибридных форм и методов дестабилизации обстановки с использованием стратегий непрямых действий и «мягкой силы». Стратегия применения «мягкой силы» в данном случае будет направлена на формирование в сознании населения следующей триады: панисламское единство мусульманской уммы, ликвидация нелегитимной светской государственности в странах ЦАР с последующим созданием политических систем на основе законов шариата и построение региональной конфедерации исламских государств.

«Мягкая сила» ислама используется идеологами ИГИЛ для трансформации сознания населения и внедрения радикальных идей и легитимизации террористических методов политической борьбы. И делается это исламскими пропагандистами весьма умело и целенаправленно. Для этого ИГИЛ, как это уже было отработано в Сирии и Ираке, привлекает все имеющиеся в их распоряжении ресурсы: СМИ, социальные сети, Интернет, листовки, лекции в учебных заведениях, в общественных местах и проповеди в мечетях.

В ИГИЛ создан успешный пропагандистский облик бойца за веру в идеализированном романтическом свете. Это супергерой, мятежник и революционер, слуга Бога, воин Аллаха, деяния которого угодны Всевышнему. Его действия направляются самим Богом на борьбу с мировым злом – моральным разложением, упадком, безбожием, т.е. со всем тем, что присутствует в западном обществе. Пропаганда ИГИЛ называет боевиков «карающим мечом Аллаха». Поэтому неудивительно, что она оказывает сильное влияние на умы молодых людей, и многие из них мечтают стать такими «супергероями».

Вместе с тем следует отметить, что радикальные идеи ИГИЛ не вписывается в идеологию движения Талибан. Между ними имеются существенные отличия, которые не позволяют в настоящее время создать эффективно действующий симбиоз радикального ислама. Не следует забывать, что ИГИЛ – это панисламская организация, стремящаяся к созданию единого политического образования, которое бы включало в себя все мусульманские страны и территории. Ради достижения этой цели эта организация готовая вести джихад всемирного масштаба. Напротив, Талибан – это национальное этнопуштунское движение, направленное на решение внутриафганских проблем. Их главная цель – очистить Афганистан от иностранной оккупации, что подразумевает немедленный вывод всех иностранных войск с территории страны.

Существуют различия и в области богословия. Талибы – приверженцы консервативной аскетической ветви ханафитов, принадлежащей суннитскому течению в исламе, которое исповедует большинство жителей Афганистана. Талибы с почтением относятся к суфизму – одному из направлений классической мусульманской философии, и поэтому в целом стараются избегать межконфессиональной борьбы с шиитами. Всё это неприемлемо для идеологов ИГИЛ. Важным моментом является также то, что ИГИЛ без должного почтения относится к основателю движения Талибан мулле Омару, которого талибы называют эмиром Исламского Эмирата Афганистан.

В связи с этим богословы движения Талибан выпустили фетвы (религиозные эдикты) против законности существования ИГИЛ и распространения их идеологии в Афганистане, в которых борьба с ИГИЛ считается оправданной, так как она ведется на почве религиозных разногласий. Руководство Талибана призывают ИГИЛ не создавать «параллельный джихадистский фронт» в Афганистане. Они предупредили, что будут вынуждены защищать свой контроль территории страны. В этом плане талибы создали отряды особого назначения для борьбы с ИГИЛ.

Таким образом следует отметить:

При сохранении влияния Соединённых Штатов на региональные политические и экономические процессы, Вашингтону будут противостоять мощные внерегиональные игроки: Китай, Россия, Турция и Иран, отстаивающие свои интересы в данном регионе;

Иран, если вновь введенные санкции против него не ослабят страну, то будет стремится продвигаться по пути постепенному превращению его в региональную державу, вынашивающую определенные планы по изменению политической обстановки в регионе. Эта страна, обладающая огромными ресурсами, моральным и военно-экономическим потенциалами, уже сейчас представляет собой серьёзный фактор влияния на Большом Ближнем Востоке;

Ирак будет находиться в состоянии определенной деградации и хаоса, сопровождаемых вспышками насилия на религиозной почве. В ближайшей перспективе в данной стране сохранится влияние США и Ирана;

Ислам останется основой политической и культурной жизни государств ББВ. Рост идеологического влияния Ирана в данном регионе приведёт к росту напряженности в отношениях между суннитами и шиитами, создавая проблемы в таких странах, как Бахрейн, Ливан, Сирия и Саудовская Аравия;

Центрально-Азиатский регион в сегменте Большого Ближнего Востока остается и будет пока единственным стабильным регионом. Страны региона будут усиливать интеграционный потенциал в решении общерегиональных задач и проблем.

Развитие военно-политической обстановки в Афганистане позволяет сделать выводы о том, что афганская проблема еще далека от своего мирного разрешения, и сохраняется опасность ее перехода в кризисное состояние, которое затем непосредственно может отразится на состоянии безопасности государств Центральной Азии.

Несмотря на открытие афганского филиала ИГИЛ, мобилизационные, организационные и иные механизмы, продемонстрировавшие свою эффективность в арабском обществе оказались неприменимы в условиях афганских реалий, поэтому появление в Афганистане массового организованного движения, аналогичного, существующему в арабских странах, вряд ли возможно.