03.03.2020

Ситуация в провинции Идлиб обострилась после того, как 27 февраля боевики из радикальной исламистской группировки «Гейят тахрир аш-Шам» («Организация освобождения Сирии») начали контрнаступление на позиции правительственных войск. САА ответила огнем, под который попали наступавшие вместе с джихадистами турецкие военнослужащие. 36 из них погибли. Как может развиваться ситуация в Идлибе, «Военно-промышленному курьеру» рассказал ведущий научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Станислав Иванов.
– Насколько прочно положение президента Турции в стране и партии, если он решился на масштабное вмешательство в Идлибе?

– Пока Эрдогану не стоит сильно беспокоиться, хотя и прочным его положение не назовешь. Со времени предотвращения военного переворота в 2016 году эксперты много говорили о том, что Турция разделилась: половина населения поддерживает Эрдогана, другая против. Последние президентские выборы, где он одержал победу, показали примерно такой же расклад сил. Парламентские и муниципальные выборы, прошедшие позднее, оказались для Эрдогана неудачными: в обеих столицах – Анкаре и Стамбуле его партия проиграла.Турецкий лидер пытается балансировать между различными политическими силами и экономическими структурами, которые привели его к власти. И ему удается находить точки соприкосновения с электоратом, в том числе с курдами. Как ни парадоксально, в районах их компактного проживания процент голосования за Эрдогана и за Партию справедливости и развития оказался выше, нежели в турецких районах.

– Несмотря на то, что курдский политический и военный лидер Абудлла Оджалан с 1999 года отбывает пожизненный срок в турецкой тюрьме?»

– Да. Как я понимаю, с Оджаланом очень плотно работают турецкие спецслужбы, и если он делает заявления через своих адвокатов или другие каналы, то они готовятся турецкими кураторами. Эксперты полагают, что верхушка Рабочей партии Курдистана, в которой, кстати, больше турок, чем курдов, в последнее десятилетие напичкана доверенными лицами и агентами турецких спецслужб. И они во многом делают то, что выгодно властям. Поэтому я считаю, что курдская проблема уже давно отошла на периферию политической жизни в Турции. В парламенте есть фракция прокурдской Партии демократии народов, в которой часть депутатских мандатов также получили турки. Она борется за права не только курдов, но и других национальных меньшинств: армян, греков, персов, крымских татар, черкесов, чеченцев. Поэтому, я считаю, Эрдоган использует курдский фактор как предлог, чтобы развязать себе руки для действий в Сирии. А в самой Турции курдская проблема в последние годы остро не стоит.

– Как в армии оценивают Эрдогана, ведь после неудавшегося путча он устроил серьезную чистку госаппарата и силовых структур?

– Армия лояльна своему Верховному главнокомандующему и вряд ли стоит ожидать, что военные примутся повторять пройденное. Это была акция, позволившая президенту, уже не премьер-министру, Эрдогану в новой президентской республике укрепить свое положение и сплотить вокруг себя новую армию и созданную им командную элиту. Масштабная боевая операция в Сирии дает возможность военным проявить себя. Поэтому после событий на площади Таксим Эрдогану нет непосредственной угрозы ни со стороны курдов, ни от армии. Держать руку на пульсе необходимо, памятуя о поражениях на выборах в Стамбуле и Анкаре. Да, есть недовольные его политикой, но свергать президента, менять строй в стране – сегодня в Турции нет таких сил.

– Каково положение Эрдогана в партии?

– Пока нет оснований говорить о том, что оно пошатнулось. Его авторитет высок, партия сплотилась вокруг лидера. Но что касается влияния самой ПСР в народе… Проигрыш в Стамбуле заставил Эрдогана задуматься о том, что есть проблемы, их нужно решать. Вполне возможна новая чистка партийных и силовых структур. То есть сегодня Эрдоган контролирует ситуацию, и говорить о том, что в ближайшие год-два сменится режим, президент уйдет на покой, я бы не стал. Сегодня у него нет конкурентов и организованной оппозиции. Возьмем Республиканскую или Национальную партии – они могут представлять определенную силу только в союзе, но единства между ними нет.

– А «Братья-мусульмане»?

– Прежде всего движение «Братья-мусульмане» в отличие, скажем, от прокурдской Демократической партии народов не входит в парламент. «Братья» поддерживают исламистскую партию, но держатся в тени. Это своего рода политическая, религиозная сила, которая осуществляет тесную связь с сирийскими и египетскими «Братьями-мусульманами». Отмечу, что у турецкого президента и движения исламистов самые тесные отношения. Однако у себя в стране Эрдоган не позволяет ему вольностей да там и нет такой мощной группировки, как в Сирии. Но «Братьев-мусульман» в САР или АРЕ Эрдоган активно поддерживает. В Египте ставка не «сыграла» – исламисты откровенно «достали» народ своими ультрарелигиозными взглядами и действиями, военным не составило труда отстранить исламистов от власти. С 2011 года, начиная с событий «арабской весны», Эрдоган делает ставку на них в Сирии. Как бы они там ни назывались – «Джабхат ан-Нусра» (запрещенная в России) или «Гейят тахрир аш-Шам», другие организации, но в их основе – идеология «Братьев-мусульман», суннитско-салафитского течения ислама.

Собственно, «Братья-мусульмане» и спровоцировали гражданскую войну в САР, когда в 2011 году возглавили выступления против Башара Асада. Президент Эрдоган изначально их поддержал. Он будет до конца цепляться за них в расчете на то, что движение мирным или военным путем возьмет власть в Дамаске. Объективно арабо-суннитское большинство – почти 70 процентов граждан САР. А это солидная электоральная база для вооруженной оппозиции, во главе которой стоят «Братья». Главе Турции не удалось на волне «арабской весны», с наскока привести к власти исламистов, и теперь реализуется новый вариант проникновения в Сирию. Ранее Эрдоган пытался создать зону безопасности в северных районах страны, обращался к НАТО и в США за помощью, но там ему однозначно отказали в поддержке. И только когда он начал сотрудничать с РФ и ИРИ в формате Астанинского процесса, ему позволили провести три военно-карательные операции – «Щит Евфрата», «Оливковая ветвь» и «Источник мира», задекларированные как борьба с терроризмом. Как оказалось, у Эрдогана свое понятие об этом. В Сирии террористами были не боевики «Исламского государства» (запрещенного в РФ), а победители ИГ – курдские ополченцы и правительственная армия. Исламисты для турецкого лидера были и есть союзники. По сути дела с ними он и не воевал. Если возникали противоречия, турки и джихадисты всегда находили общий язык. Вся военная сила радикальных исламистов и вооруженной оппозиции из Сирийской национальной армии, которую Эрдоган сколотил и вооружил, обрушилась на курдских ополченцев. Раз не удалось получить марионеточное правительство «Братьев-мусульман» в Дамаске с наскока, значит, придется завоевывать Сирию по частям.

– Что мы и видим сейчас в Идлибе?

– Да. На этом плацдарме, включая северные и северо-восточные районы Сирии, по замыслу турецкого президента будет создано альтернативное государство со своей администрацией, силовыми структурами и «войском без Асада». Причем в одном из заявлений Эрдогана прозвучало, что к 2021 году он планирует довести численность подконтрольной Анкаре СНА до 100 тысяч военнослужащих.

– Масштабные планы, но насколько они реальны?

– В Турции сегодня до четырех миллионов сирийских беженцев. Около полутора миллионов сирийцев живут в Ливане, около миллиона – в Ираке, полмиллиона – в Иордании, 800 тысяч – в Европе. Общее число беженцев, оказавшихся не по своей воле вне Сирии, – до 7,5 миллиона. На неподконтрольных Асаду территориях проживают также семь-восемь миллионов человек: в Идлибе – до четырех миллионов, на северо-востоке арабские племена и курды (еще свыше 3,5 млн). Грубо говоря – 7,5 миллиона беженцев и около 7,5 миллиона сирийцев на неподконтрольных территориях. Если учесть, что на асадовских землях проживают лишь семь миллионов человек, мобилизационный ресурс у Эрдогана солидный.

– А если все же будут проведены парламентские и президентские выборы, этот электорат тоже скажет свое слово?

– Конечно. Анкара рассчитывает, если в будущих выборах примут участие беженцы из лагерей под контролем ООН в Турции, Ливане, Ираке, Иордании, других странах, в провинциях Идлиб, Алеппо и на восточном берегу реки Евфрат, есть возможность мирным путем сменить режим Асада в Дамаске.

– Хватит ли у Эрдогана на это сил и средств?

– Турецкий лидер попытался отодвинуть курдов от нефтепромыслов на северо-востоке Сирии и за счет продажи ресурсов подпитывать своих союзников и сателлитов, СНА, понемногу начал помогать населению, которое переселяется в этот район. То есть Анкара рассчитывает на содействие международных организаций и пытается наладить хозяйственную деятельность на подконтрольных территориях. Сейчас основная задача Анкары – удержать контроль над Идлибом как основным рубежом своего плацдарма в Сирии.

– Председатель турецкой партии «Ватан» Догу Перинчек заявил, что необходимо установить прямые отношения с Сирией для того, чтобы вместе с Дамаском уничтожить сепаратистов из Рабочей партии Курдистана. Это реально?

– Это из области фантастики. Турецкий лидер еженедельно заявляет, что Башар Асад – нелегитимный президент, виновник гибели миллиона сирийцев и государственный террорист. Но и глава Сирии в долгу не остается – назвал военные операции турецкой армии на территории САР актами терроризма и нарушением суверенитета. Это непримиримые политические противники. По отношению к курдам у них также нет точки соприкосновения. Нет у Дамаска и повода вместе с Анкарой идти войной на своих курдов. Во время «арабской весны» курды выходили на мирные демонстрации и требовали предоставить гражданство примерно тремстам тысячам курдов, не учтенных во время переписи еще во времена Хафеза Асада. Башар формально предоставил им гражданство. Так что антагонизма между центральной властью и сирийскими курдами нет. Курды заявляют, что они готовы к переговорам с Дамаском, более того, при посредничестве сотрудников Российского центра примирения и сотрудничества их делегация провела переговоры в Хмеймиме – они выразили намерение принять участие в работе Комитета по конституционному устройству будущей Сирии. Однако Асад и оппозиция продолжают игнорировать курдов, в Женеву их не приглашают. Курды в САР в течение всей гражданской войны придерживались нейтралитета по отношению к правительству и президенту САР. Им все равно, кто будет править в Дамаске, главное, чтобы их национальные права и свободы были закреплены в новой конституции.

– Кто сегодня противостоит объединенным силам протурецкой оппозиции в Идлибе?

– Помимо сильно поредевшей за годы войны армии Асада, около 80 тысяч иранских и проиранских боевиков. Часть сил КСИР, есть отряды «Хезболлы» – ливанцы воюют в Сирии на ротационной основе, нарабатывая там боевой опыт. Действуют бригады шиитской милиции «Хашд аш-Шааби» из Ирака, афганцы-хазарейцы, пакистанские шиитские отряды, йеменские хоуситы и даже палестинцы.

В Сирии региональные державы Иран и Турция уже давно ведут прокси-войны. Опосредованно там действуют и монархии Персидского залива, свои интересы имеет Иордания. Нельзя сбрасывать со счетов Израиль. Общее внешнее вмешательство в сирийские дела велико. Как ни парадоксально, участие России минимально. Да, там есть две наши базы, мы помогаем сирийцам овладевать сложными образцами вооружений, но нет оккупационных войск и патрулирование границы на северо-востоке страны силами военной полиции РФ нельзя рассматривать в этом качестве. Оно скорее предназначено для сдерживания Турции.

– Чем, на ваш взгляд, закончится противостояние в Сирии?

– Есть несколько вариантов. Правительство Асада берет курс на медленное выдавливание «вменяемой» оппозиции и радикальных исламистов из Идлибской зоны деэскалации. Насколько это возможно? Сложно ответить. В провинцию Идлиб ранее эвакуировали боевиков и их семьи со всей Сирии, и сегодня там образовался анклав, в котором насчитываются до четырех миллионов человек, из них около двух миллионов – коренные жители. Как убедить их покинуть родные места? Если силой оружия, то впереди большие человеческие жертвы да и столкновение с Турцией неизбежно. Поэтому Дамаск вряд ли пойдет на радикальное решение вопроса. К тому же в Турцию, а затем в Европу хлынет миллионный поток беженцев. Это сильно напрягает Париж и Берлин, поскольку новый поток выходцев с Ближнего Востока ЕС принять не сможет. Если все же правительственные войска сумеют дойти до границы с Турцией, то местное арабо-суннитское население и туркоманы начнут партизанскую войну. Измотанная десятилетней войной армия САР неспособна удерживать такую большую территорию, а пограничных войск в Сирии никогда не было. Вряд ли проиранские шиитские наемники смогут долго оставаться в стране. Нельзя забывать о том, что подавляющее число сирийцев – арабы-сунниты, которые крайне враждебно воспринимают шиитское вмешательство извне. Думается, самым правильным вариантом будет замораживание ситуации в Идлибе. Нужен мирный договор, консервирующий положение в этой провинции хотя бы на время. Асад должен прежде всего договориться со своим народом. Но пока Иран «давит» на Дамаск, а Анкара на оппозицию, пока есть коренные разногласия и противоречия между сирийскими суннитами и алавитами (шиитами), нация не может объединиться и закончить гражданскую войну. Поэтому Идлиб – ключевой пункт в дальнейшей судьбе Сирии. Не следует забывать и о том, что другой стратегически важный район Сирии – восточный берег Евфрата – контролируют силы «Демократического альянса», основу которых составляют закаленные в боях с джихадистами ИГ курдские ополченцы, свыше 40 тысяч бойцов. К ним примыкают арабо-суннитские племена Заевфратья, логистическую и другую поддержку силам этого альянса оказывают спецназ и армейская авиация США. В этом районе и в курдской автономии «Рожава» проживают около 3,5 миллиона сирийских граждан, которые открыто не выступают против Асада, но предпочитают до принятия новой конституции жить самостоятельно. Финансово-экономической базой неподконтрольных Дамаску восточных районов Сирии являются добыча и экспорт нефти и нефтепродуктов. К сожалению, начавшийся было конституционный процесс заморожен, Башар Асад отозвал из Женевы свою делегацию. Раз нет переговоров по конституции, то под вопросом и остальные шаги: создание коалиционного правительства, выборы парламента и президента. Нужно приступить к отработке модели будущего мирного урегулирования в Сирии. Возможно, по ливанской или иракской модели: президент – араб-суннит, премьер-министр – араб-алавит, глава парламента – курд. Пусть баланс этноконфессиональных групп населения будет поначалу хрупким, но это лучше гражданской войны.

Другой альтернативой станет закрепление на время сложившегося на сегодня статус-кво, то есть временный раздел Сирии на анклавы: асадовский (арабо-алавитский) или проиранский, арабо-суннитский или протурецкий и курдско-арабский – проамериканский. Следует признать, что слепленное в 1920–1926 годах на осколках Османской империи во многом искусственно по лекалам колонизаторов сирийское государство оказалось после событий «арабской весны» 2011 года в глубоком кризисе. За 10 лет гражданской войны страна потеряла населения в процентном отношении больше любой из стран – участниц Второй мировой войны, города и населенные пункты лежат в руинах, треть сирийцев прозябают в палаточных лагерях за рубежом.

Сейчас главное – остановить кровопролитие и дальнейшее разрушение страны.